Я сам себе сам
Мне!! Это для меня!
Лучший подарок!
Лучший подарок!
05.08.2013 в 14:38
Пишет Джио:Восставший из зАда. Серия 90245445465-я.
для ЭлиЖенщина, прекрасная, как рассвет, как тысяча белых пушистых котиков, свет и услада моих очей, бросаю к твоим ногам свою руку, сердце и правую почку (набор субпродуктов детектед). И прости меня, ибо я негодяй.
В общем, человек-мудак (одна штука) признается тебе в любви со всеми вытекающими и тд. (если я сейчас начну выражать свои чувства словами, то ты, наконец, поймешь, что я маньяк, и перестанешь со мной общаться. А я этого не хочу).
Я бы хотел сделать для тебя что-нибудь действительно крутое, (ну, там, луну с неба, или жемчужину со дна моря) но увы. Это писалось для тебя, оно твое, и я просто хочу, чтобы тебе стало чуть-чуть веселее. Я люблю тебя, ты знаешь это, и просто спасибо тебе за тебя.
адын
Когда мир заскрипит и треснет, как стекло трехлитровой банки,
Поскользнувшись на ровном месте, с неба рухнет усталый ангел.
Он вздохнет, и рассыпется пылью, триллионом серебряных точек,
С тихим хрустом поломанных крыльев.
''Снег! Смотрите, снег выпал ночью!'' -
Скажут люди. Не видя чуда, каждый раз удивляются снегу.
Хочешь тайну? Небесная пудра - ангел, прыгнувший вниз с разбега.
*
Город тих и слегка безлюден. Я тобой [слегка] околдован.
Декорацией скучных будней - простыни белый флаг с балкона.
Ты идешь, в дым табачный укутав, беззащитные теплые губы.
За тобой мягко следует утро, сигарету со вкусом Кубы,
Вертишь в пальцах, сбиваешь пепел, на асфальта сухую кожу.
По-разбойничьи свищет ветер, с ног сшибая редких прохожих.
Пробежит по бетонным стенам, вереница солнечных зайцев,
Смог молочный вольется в вены. Молоко, утверждают, кальций.
Ты отчаянной рыжей Пеппи, безрассудным и злым ребенком,
Говоришь о любви и смерти, так легко, так смеёшься громко.
Упоённо глотаешь воздух, наслаждаясь июльским блюзом,
Жаль, что мы повстречались поздно, заблудившись в небесных шлюзах.
Мир непрочен, и мир так зыбок, относителен и неверен,
Манит фальшью чужих улыбок, скалит зубы опасным зверем.
Но твой голос звенит и льется. От тебя до меня бумерангом,
Долетит, и в меня ворвется, точным выстрелом в диафрагму.
По натянутым в горле струнам, проведет запаленной спичкой,
Я смотрю на тебя безумным, пожирающим взглядом птичьим.
Город сонно и пьяно дышит, едкой гарью лесных пожаров,
Напевая ''Hey, Jude'' чуть слышно, ты шагаешь по тротуару.
Я иду по нагретым крышам, торопясь, облака пиная,
Забираясь на трубы, выше, к монолитным воротам рая.
Прячу руки в пустых карманах, ощущая нутром и кожей,
Как болят мои крылья и тянут. Вниз, на Землю.
Отпустишь, Боже?
Город тих и слегка безлюден, он тобой [совсем] околдован.
Декорацией скучных будней - простыни белый флаг с балкона.
Но спокойствие летнего утра, вдруг рассыплется хлопьями снега.
Хочешь тайну? Небесная пудра - ангел, прыгнувший вниз с разбега.
два Приносишь горькую нежность, на кончиках тонких пальцев,
Под слоем измятой одежды - пчела с зачарованным жальцем.
''Дотронешься - станешь смертным'', - обжёгшись, отдерну руку.
А сердце стучит незаметным, глухим и надорванным звуком.
Ты - мой чернокрылый демон, ладони твои - дурманят,
Ведут по закрытым векам, по острым, надколотым граням.
''Откроешь глаза - исчезну, коснешься - развеюсь прахом.''
И дрожь моих рук бесполезных, и губ твои жженый сахар,
Сбиваются в общее нечто, в навязанный Богом принцип:
Что твари не любят вечно, что мы не прекрасные принцы.
Мы - выкидыш черной бездны, изломанной, мертвой плоти.
Но я недостаточно честный, а ты - недостаточно против.
И всё начинается снова, мучительно-долгая пытка,
Нас даже не держат оковы, лишь тонкая красная нитка.
Я тот, кто сорвется первым, не сразу, не завтра, после,
Боль вскроет мне горло и нервы, ножом обоюдоострым.
Я тот, кто не сдержит слово, я создан быть самым глупым.
Под грохот и взрыв сверхновой, дрожа, протяну к тебе руку.
...
Следы на твоих запястьях, дыхание сбилось от бега,
Распахнутой волчьей пастью, над нами оскалилось небо.
А звезды летят в ладони, сверкающим, колким вихрем,
И космос в глазах твоих тонет, стук пульса сорвется и стихнет.
И демон, мой демон плачет, прозрачной росой на ресницах.
Как маленький, хрупкий мальчик, как в клетку попавшая птица.
И вздох обрывается всхлипом, с губ мягко смывается ветром.
И сердце нарвется на рифы
"Дотронешься - станешь смертным".
URL записидля ЭлиЖенщина, прекрасная, как рассвет, как тысяча белых пушистых котиков, свет и услада моих очей, бросаю к твоим ногам свою руку, сердце и правую почку (набор субпродуктов детектед). И прости меня, ибо я негодяй.
В общем, человек-мудак (одна штука) признается тебе в любви со всеми вытекающими и тд. (если я сейчас начну выражать свои чувства словами, то ты, наконец, поймешь, что я маньяк, и перестанешь со мной общаться. А я этого не хочу).
Я бы хотел сделать для тебя что-нибудь действительно крутое, (ну, там, луну с неба, или жемчужину со дна моря) но увы. Это писалось для тебя, оно твое, и я просто хочу, чтобы тебе стало чуть-чуть веселее. Я люблю тебя, ты знаешь это, и просто спасибо тебе за тебя.
адын
Когда мир заскрипит и треснет, как стекло трехлитровой банки,
Поскользнувшись на ровном месте, с неба рухнет усталый ангел.
Он вздохнет, и рассыпется пылью, триллионом серебряных точек,
С тихим хрустом поломанных крыльев.
''Снег! Смотрите, снег выпал ночью!'' -
Скажут люди. Не видя чуда, каждый раз удивляются снегу.
Хочешь тайну? Небесная пудра - ангел, прыгнувший вниз с разбега.
*
Город тих и слегка безлюден. Я тобой [слегка] околдован.
Декорацией скучных будней - простыни белый флаг с балкона.
Ты идешь, в дым табачный укутав, беззащитные теплые губы.
За тобой мягко следует утро, сигарету со вкусом Кубы,
Вертишь в пальцах, сбиваешь пепел, на асфальта сухую кожу.
По-разбойничьи свищет ветер, с ног сшибая редких прохожих.
Пробежит по бетонным стенам, вереница солнечных зайцев,
Смог молочный вольется в вены. Молоко, утверждают, кальций.
Ты отчаянной рыжей Пеппи, безрассудным и злым ребенком,
Говоришь о любви и смерти, так легко, так смеёшься громко.
Упоённо глотаешь воздух, наслаждаясь июльским блюзом,
Жаль, что мы повстречались поздно, заблудившись в небесных шлюзах.
Мир непрочен, и мир так зыбок, относителен и неверен,
Манит фальшью чужих улыбок, скалит зубы опасным зверем.
Но твой голос звенит и льется. От тебя до меня бумерангом,
Долетит, и в меня ворвется, точным выстрелом в диафрагму.
По натянутым в горле струнам, проведет запаленной спичкой,
Я смотрю на тебя безумным, пожирающим взглядом птичьим.
Город сонно и пьяно дышит, едкой гарью лесных пожаров,
Напевая ''Hey, Jude'' чуть слышно, ты шагаешь по тротуару.
Я иду по нагретым крышам, торопясь, облака пиная,
Забираясь на трубы, выше, к монолитным воротам рая.
Прячу руки в пустых карманах, ощущая нутром и кожей,
Как болят мои крылья и тянут. Вниз, на Землю.
Отпустишь, Боже?
Город тих и слегка безлюден, он тобой [совсем] околдован.
Декорацией скучных будней - простыни белый флаг с балкона.
Но спокойствие летнего утра, вдруг рассыплется хлопьями снега.
Хочешь тайну? Небесная пудра - ангел, прыгнувший вниз с разбега.
два Приносишь горькую нежность, на кончиках тонких пальцев,
Под слоем измятой одежды - пчела с зачарованным жальцем.
''Дотронешься - станешь смертным'', - обжёгшись, отдерну руку.
А сердце стучит незаметным, глухим и надорванным звуком.
Ты - мой чернокрылый демон, ладони твои - дурманят,
Ведут по закрытым векам, по острым, надколотым граням.
''Откроешь глаза - исчезну, коснешься - развеюсь прахом.''
И дрожь моих рук бесполезных, и губ твои жженый сахар,
Сбиваются в общее нечто, в навязанный Богом принцип:
Что твари не любят вечно, что мы не прекрасные принцы.
Мы - выкидыш черной бездны, изломанной, мертвой плоти.
Но я недостаточно честный, а ты - недостаточно против.
И всё начинается снова, мучительно-долгая пытка,
Нас даже не держат оковы, лишь тонкая красная нитка.
Я тот, кто сорвется первым, не сразу, не завтра, после,
Боль вскроет мне горло и нервы, ножом обоюдоострым.
Я тот, кто не сдержит слово, я создан быть самым глупым.
Под грохот и взрыв сверхновой, дрожа, протяну к тебе руку.
...
Следы на твоих запястьях, дыхание сбилось от бега,
Распахнутой волчьей пастью, над нами оскалилось небо.
А звезды летят в ладони, сверкающим, колким вихрем,
И космос в глазах твоих тонет, стук пульса сорвется и стихнет.
И демон, мой демон плачет, прозрачной росой на ресницах.
Как маленький, хрупкий мальчик, как в клетку попавшая птица.
И вздох обрывается всхлипом, с губ мягко смывается ветром.
И сердце нарвется на рифы
"Дотронешься - станешь смертным".