Я сам себе сам
Моя любовь уже слышала все благодарности, а я, пожалуй, сохраню последние в одном месте.
Пишет Джио (группа вк)
Моя дорогая и прекрасная Элида, твой бро обещал написать тебе маленькую сказку. Получилась почти не сказка, и далеко не маленькая. Можешь смело покусать меня.
папарам-пам-памКогда на город ложится тьма и сны трепещут в объятьях рук, по переулкам скользит туман, сердечный ритм ускоряет стук, Мари спускается в свой подвал, ступеньки громко и зло скрипят, не повинуясь ее ногам и нарушая безмолвный час. Чулки, заштопанные иглой, по пыльным доскам легко скользят, в подвале холодно и темно, и воск свечи источает чад. Паук, пылинки поймавший в сеть, пикирует на ее плечо, тьму разрезает неяркий свет, в груди тревожно и горячо. Мари сжимает в руке подол, дрожа, как тонкий древесный лист. В углу, забившись под старый стол, клыкастый прячется василиск.
Он появился шесть дней назад, разбив стекло и горшки с землей. Он истоптал перед домом сад, когтистой, крепкой своей ногой. Хрипя и брюхом сдирая дёрн, он рухнул возле ее двери, услышав полный страданий стон, несмело вышла к нему Мари. Чудовище, что приносит смерть, покорно было ее рукам. Покуда брезжил апрельский свет, она лечила его от ран. И гладя жесткую чешую, она шептала ему: ''держись''. Пусть даже после ее убьют, но будет длиться чужая жизнь.
Но монстр забрался в ее подвал, (все так же не открывая глаз). Из острой пасти горячий жар дышал ей в спину. Сменялся час. Он ел мышей и хвостатых крыс, лакая теплое молоко. Большой, пугающий василиск, вдруг показался простым котом.
Мари живет здесь совсем одна, ее семья умерла давно. И только ласковая весна с утра стучится в ее окно. Мари стирает и шьет белье, так зарабатывая на хлеб. Но очень жаль, что ничто не ждет, когда тебе лишь семнадцать лет. Веснушки россыпью на щеках, и луч запутался в волосах. Она красива, но так мягка, что неприметна ее краса.
Но рядом с ней теперь василиск. Когда на город ложится тьма, и ветер вешний игрив и чист, она спускается в свой подвал. У них есть тайна: с полуночи, когда секунд затихает бег, и в скважине шелестят ключи, он - не чудовище. Человек.
И в этом облике, в первый раз его увидев, она смогла тихонько вскрикнуть один лишь раз, и потрясенная, замерла. Он, закрывая глаза рукой, неловко дернул ее за шаль. И голос, теплый, совсем живой, сказал: ''спасибо'' и ''мне так жаль''. Они болтали почти всю ночь, он рассказал, что из дальних стран. Пел песни, (песни рождали дрожь), и прикасался к ее рукам.
Любовь от разума далека, она не знает границ и лиц. В руке трепещет ее рука, и происходит сближенье лиц.
И рот чудовища так горяч, а губы ласковы и нежны. И горло вдруг исторгает плач, зрачки расширены и темны. Но он не смотрит в ее глаза, и шепчет тихо: ''нельзя, там смерть''. И ткани черная полоса ломает правильность тонких черт. И он целует ее легко, касаясь пальцами мягких щек, так изучая ее лицо, и плавит сердце ее, как воск.
Но утром, снова - он только монстр, и кажется неживым и злым. Клыки и когти, огромный хвост.
Мари, укрывшись, спит рядом с ним.
Она уходит готовить чай, из шкафа вытащив пузырек. Мари не любит ходить к врачам, но вот лекарство исправно пьет. Ведь у нее есть один секрет, и тайна, как уголек, темна: за ней тихонько шагает смерть.
Мари всерьез и давно больна.
И снова ночью, скрывая дрожь, она тихонько идет к нему. Его любовь - заостренный нож. Но лишь она исцелит от мук.
Она целует его в висок и беззаботно идет на риск.
Снимает ткани кривой кусок:
''смотри в глаза мои,
василиск''.

читать дальшеТам, где Бахус-король распивает вино и эль,
где играет безумная музыка, рвётся бит,
он ныряет в толпу чужеземцев, тире - людей,
выбирая из вариантов: убить/любить.
Непогода на Марсе, песчаные бури, пыль
забивается в ноздри. И плохо идет сигнал.
На Земле теплый дождь, к нему он почти привык.
(Помечает в углу: вода может съесть металл).
Тихо пение Марса. На красной планете вождь
вертит камни в ладонях и скалится в пустоту.
Плоть землян очень вкусная, острый нож
проникает под кожу, и мясо горчит во рту.
Есть обычные правила: имя - двенадцать жертв,
положение в обществе - сорок, сто двадцать - дом.
Ему хочется стать сильней, повзрослеть уже,
бросить сотню голов под грузный, тяжелый трон.
На счету - всего семь и способности на нуле,
он шагает в кабак, ему нравится алкоголь,
запах пота и похоти, сплетение взглядов/тел,
как на самом конце сигареты шипит огонь,
как качаются девушки в полуплатьицах, полуню,
как отчаянно жмутся к телу и ищут рот.
Он берет без прелюдий, совсем не любя возню.
Эта рыжая станет восьмой. Он её убьет.
Каждый раз почему-то дерьмово, (почти смешно),
он кладет ее тело в багажник и жмет на газ.
Возвращаться домой приходится через окно,
по столице проходит утро, четвертый час.
Есть слова в словаре непонятные, хоть убей:
''дружба'', ''радость'', ''сомнение'', ''счастье'', ''боль''.
Они ластятся к корке черепа, словно клей,
и особенно странным кажется здесь ''любовь''.
Нет, не физиология, пишут, что что-то ''вне'',
вне сознания, разума, тела, простых вещей.
Запрещенное слово, на Марсе таких и нет,
но запретного отчего-то хочется всё сильней.
Тихо пение Марса, лениво жужжит в ушах,
за оконным стеклом сытый город устало спит.
И почти незаметно движется синий шар,
еле слышно вращается вокруг своей оси.
Завтра он встанет поздно, щетину сотрет со щёк,
красным маркером вымажет морду календарю.
Он попробует снова и снова, он вкусит людей ещё,
не решив, что писать перед ''бить'' -
''у'' или же ''лю''.
____________________________________________
Моему другу, который принимает все мои странности.

читать дальшеВ окно тихонько стучится май, нос и ладони прижав к окну, мисс Эл глядит, как ползет трамвай, спеша за бегом шальных минут. Цветные зонтики над землей парят и рвутся из чьих-то рук, дождинок мелких, жужжащий рой, со стуком падает на траву. Мурлычет рыжий домашний кот, какао в чашке и сладкий кекс. Мисс Эл идет лишь четвертый год, но нрав достоин больших принцесс. И в день рождения ждет гостей, подарки, сладости и цветы. Ватага шумных, смешных детей сломает розовые кусты. Так безмятежно и так легко, и даже тучи - хороший знак.
Мисс Эл ведет по стеклу рукой.
Часы негромко скрипят:
''тик-так''.
Тик-так.
В ладони падает мягкий снег и люди мимо спешат в метро. Мисс Эл, прижавшись к сырой стене, стоит и кутается в пальто. Декабрь в этом году суров и снег ложится, как белый плед. Но он принес первую любовь в ее семнадцать неполных лет. И зажигаются огоньки, корица, хвоя и мандарин. Шаги любимого так легки, но среди тысячи - он один. В объятьях крепких и нежных рук, мисс Эл смеется: ''такой дурак!'', и ''знаешь, я без тебя умру''.
Часы тихонько поют:
''тик-так''.
Тик-так.
Три одуванчика в волосах, (у сына точно ее глаза). Ему неведомы боль и страх, над ним - бескрайние небеса. У Эл в духовке сгорает кекс, весь дом на ней и забот полно. Жизнь - многослойный, занятный квест, а дни - насыщенное кино. Муж возвращается ровно в семь, (улыбка, ямочки на щеках), с букетом розовых хризантем.
Часы без умолку бьют:
''тик-так''.
Тик-так.
Опавших листьев цветной ковер ложится под ноги, в небеса вонзает башни свои костёл, мальчишек звонкие голоса галдят, несутся куда-то вдаль, врываясь вихрем на школьный двор. Сентябрь ветреный, как февраль, и парк притихший уныл и гол. Мисс Эл (перчатки, пальто и шаль), шагает, тростью считая шаг. Всё было. И ничего не жаль. В руках у внучки воздушный шар. Скамья у статуи, в тишине, присесть, немножечко отдохнуть. Старушка тихо зовет: ''Аннет, отдышимся, а дальше - снова в путь''. Осенний воздух тяжел и густ, и время вводит под кожу яд. Под хрупких листьев негромкий хруст, Эл засыпает.
Часы стоят.
Тик-так.
Эл просыпается нелегко, в глаза впивается яркий луч. А в небе - коконы облаков, и солнца диск, словно пламя, жгуч. Она не чувствует своих ног, а рядом - крокусы с небоскрёб. И горло не производит вдох, а сердце будто сковало в лёд. И вместо гибких, изящных рук - шесть лапок, тоненьких, как струна. Кричит, но не порождает звук, снаружи - вязкая тишина. И тяжесть странная за спиной, Эл вдруг неловко ныряет вниз. Так ветер сносит ее волной и раздается противный свист. Ей только кажется - это сон, нет ран и страха, и не болит. Над полем слышится тихий звон. Эл понимает - она летит. Десятки бабочек над землей танцуют - ворох живых цветов. ''Так значит, стала и я такой'', - мисс Эл играет своим крылом. И шепчутся все жуки в траве, скрипит их тонкий, писклявый смех: ''как будто спятила наша Эл. Ей снилось, что она - человек''.
__________________________________________________________
прекрасному другу и вдохновителю посвящается.
Пишет Джио (группа вк)
Моя дорогая и прекрасная Элида, твой бро обещал написать тебе маленькую сказку. Получилась почти не сказка, и далеко не маленькая. Можешь смело покусать меня.
папарам-пам-памКогда на город ложится тьма и сны трепещут в объятьях рук, по переулкам скользит туман, сердечный ритм ускоряет стук, Мари спускается в свой подвал, ступеньки громко и зло скрипят, не повинуясь ее ногам и нарушая безмолвный час. Чулки, заштопанные иглой, по пыльным доскам легко скользят, в подвале холодно и темно, и воск свечи источает чад. Паук, пылинки поймавший в сеть, пикирует на ее плечо, тьму разрезает неяркий свет, в груди тревожно и горячо. Мари сжимает в руке подол, дрожа, как тонкий древесный лист. В углу, забившись под старый стол, клыкастый прячется василиск.
Он появился шесть дней назад, разбив стекло и горшки с землей. Он истоптал перед домом сад, когтистой, крепкой своей ногой. Хрипя и брюхом сдирая дёрн, он рухнул возле ее двери, услышав полный страданий стон, несмело вышла к нему Мари. Чудовище, что приносит смерть, покорно было ее рукам. Покуда брезжил апрельский свет, она лечила его от ран. И гладя жесткую чешую, она шептала ему: ''держись''. Пусть даже после ее убьют, но будет длиться чужая жизнь.
Но монстр забрался в ее подвал, (все так же не открывая глаз). Из острой пасти горячий жар дышал ей в спину. Сменялся час. Он ел мышей и хвостатых крыс, лакая теплое молоко. Большой, пугающий василиск, вдруг показался простым котом.
Мари живет здесь совсем одна, ее семья умерла давно. И только ласковая весна с утра стучится в ее окно. Мари стирает и шьет белье, так зарабатывая на хлеб. Но очень жаль, что ничто не ждет, когда тебе лишь семнадцать лет. Веснушки россыпью на щеках, и луч запутался в волосах. Она красива, но так мягка, что неприметна ее краса.
Но рядом с ней теперь василиск. Когда на город ложится тьма, и ветер вешний игрив и чист, она спускается в свой подвал. У них есть тайна: с полуночи, когда секунд затихает бег, и в скважине шелестят ключи, он - не чудовище. Человек.
И в этом облике, в первый раз его увидев, она смогла тихонько вскрикнуть один лишь раз, и потрясенная, замерла. Он, закрывая глаза рукой, неловко дернул ее за шаль. И голос, теплый, совсем живой, сказал: ''спасибо'' и ''мне так жаль''. Они болтали почти всю ночь, он рассказал, что из дальних стран. Пел песни, (песни рождали дрожь), и прикасался к ее рукам.
Любовь от разума далека, она не знает границ и лиц. В руке трепещет ее рука, и происходит сближенье лиц.
И рот чудовища так горяч, а губы ласковы и нежны. И горло вдруг исторгает плач, зрачки расширены и темны. Но он не смотрит в ее глаза, и шепчет тихо: ''нельзя, там смерть''. И ткани черная полоса ломает правильность тонких черт. И он целует ее легко, касаясь пальцами мягких щек, так изучая ее лицо, и плавит сердце ее, как воск.
Но утром, снова - он только монстр, и кажется неживым и злым. Клыки и когти, огромный хвост.
Мари, укрывшись, спит рядом с ним.
Она уходит готовить чай, из шкафа вытащив пузырек. Мари не любит ходить к врачам, но вот лекарство исправно пьет. Ведь у нее есть один секрет, и тайна, как уголек, темна: за ней тихонько шагает смерть.
Мари всерьез и давно больна.
И снова ночью, скрывая дрожь, она тихонько идет к нему. Его любовь - заостренный нож. Но лишь она исцелит от мук.
Она целует его в висок и беззаботно идет на риск.
Снимает ткани кривой кусок:
''смотри в глаза мои,
василиск''.

читать дальшеТам, где Бахус-король распивает вино и эль,
где играет безумная музыка, рвётся бит,
он ныряет в толпу чужеземцев, тире - людей,
выбирая из вариантов: убить/любить.
Непогода на Марсе, песчаные бури, пыль
забивается в ноздри. И плохо идет сигнал.
На Земле теплый дождь, к нему он почти привык.
(Помечает в углу: вода может съесть металл).
Тихо пение Марса. На красной планете вождь
вертит камни в ладонях и скалится в пустоту.
Плоть землян очень вкусная, острый нож
проникает под кожу, и мясо горчит во рту.
Есть обычные правила: имя - двенадцать жертв,
положение в обществе - сорок, сто двадцать - дом.
Ему хочется стать сильней, повзрослеть уже,
бросить сотню голов под грузный, тяжелый трон.
На счету - всего семь и способности на нуле,
он шагает в кабак, ему нравится алкоголь,
запах пота и похоти, сплетение взглядов/тел,
как на самом конце сигареты шипит огонь,
как качаются девушки в полуплатьицах, полуню,
как отчаянно жмутся к телу и ищут рот.
Он берет без прелюдий, совсем не любя возню.
Эта рыжая станет восьмой. Он её убьет.
Каждый раз почему-то дерьмово, (почти смешно),
он кладет ее тело в багажник и жмет на газ.
Возвращаться домой приходится через окно,
по столице проходит утро, четвертый час.
Есть слова в словаре непонятные, хоть убей:
''дружба'', ''радость'', ''сомнение'', ''счастье'', ''боль''.
Они ластятся к корке черепа, словно клей,
и особенно странным кажется здесь ''любовь''.
Нет, не физиология, пишут, что что-то ''вне'',
вне сознания, разума, тела, простых вещей.
Запрещенное слово, на Марсе таких и нет,
но запретного отчего-то хочется всё сильней.
Тихо пение Марса, лениво жужжит в ушах,
за оконным стеклом сытый город устало спит.
И почти незаметно движется синий шар,
еле слышно вращается вокруг своей оси.
Завтра он встанет поздно, щетину сотрет со щёк,
красным маркером вымажет морду календарю.
Он попробует снова и снова, он вкусит людей ещё,
не решив, что писать перед ''бить'' -
''у'' или же ''лю''.
____________________________________________
Моему другу, который принимает все мои странности.

читать дальшеВ окно тихонько стучится май, нос и ладони прижав к окну, мисс Эл глядит, как ползет трамвай, спеша за бегом шальных минут. Цветные зонтики над землей парят и рвутся из чьих-то рук, дождинок мелких, жужжащий рой, со стуком падает на траву. Мурлычет рыжий домашний кот, какао в чашке и сладкий кекс. Мисс Эл идет лишь четвертый год, но нрав достоин больших принцесс. И в день рождения ждет гостей, подарки, сладости и цветы. Ватага шумных, смешных детей сломает розовые кусты. Так безмятежно и так легко, и даже тучи - хороший знак.
Мисс Эл ведет по стеклу рукой.
Часы негромко скрипят:
''тик-так''.
Тик-так.
В ладони падает мягкий снег и люди мимо спешат в метро. Мисс Эл, прижавшись к сырой стене, стоит и кутается в пальто. Декабрь в этом году суров и снег ложится, как белый плед. Но он принес первую любовь в ее семнадцать неполных лет. И зажигаются огоньки, корица, хвоя и мандарин. Шаги любимого так легки, но среди тысячи - он один. В объятьях крепких и нежных рук, мисс Эл смеется: ''такой дурак!'', и ''знаешь, я без тебя умру''.
Часы тихонько поют:
''тик-так''.
Тик-так.
Три одуванчика в волосах, (у сына точно ее глаза). Ему неведомы боль и страх, над ним - бескрайние небеса. У Эл в духовке сгорает кекс, весь дом на ней и забот полно. Жизнь - многослойный, занятный квест, а дни - насыщенное кино. Муж возвращается ровно в семь, (улыбка, ямочки на щеках), с букетом розовых хризантем.
Часы без умолку бьют:
''тик-так''.
Тик-так.
Опавших листьев цветной ковер ложится под ноги, в небеса вонзает башни свои костёл, мальчишек звонкие голоса галдят, несутся куда-то вдаль, врываясь вихрем на школьный двор. Сентябрь ветреный, как февраль, и парк притихший уныл и гол. Мисс Эл (перчатки, пальто и шаль), шагает, тростью считая шаг. Всё было. И ничего не жаль. В руках у внучки воздушный шар. Скамья у статуи, в тишине, присесть, немножечко отдохнуть. Старушка тихо зовет: ''Аннет, отдышимся, а дальше - снова в путь''. Осенний воздух тяжел и густ, и время вводит под кожу яд. Под хрупких листьев негромкий хруст, Эл засыпает.
Часы стоят.
Тик-так.
Эл просыпается нелегко, в глаза впивается яркий луч. А в небе - коконы облаков, и солнца диск, словно пламя, жгуч. Она не чувствует своих ног, а рядом - крокусы с небоскрёб. И горло не производит вдох, а сердце будто сковало в лёд. И вместо гибких, изящных рук - шесть лапок, тоненьких, как струна. Кричит, но не порождает звук, снаружи - вязкая тишина. И тяжесть странная за спиной, Эл вдруг неловко ныряет вниз. Так ветер сносит ее волной и раздается противный свист. Ей только кажется - это сон, нет ран и страха, и не болит. Над полем слышится тихий звон. Эл понимает - она летит. Десятки бабочек над землей танцуют - ворох живых цветов. ''Так значит, стала и я такой'', - мисс Эл играет своим крылом. И шепчутся все жуки в траве, скрипит их тонкий, писклявый смех: ''как будто спятила наша Эл. Ей снилось, что она - человек''.
__________________________________________________________
прекрасному другу и вдохновителю посвящается.
@темы: нравится, обращение к себе или ко всем, смысл есть но он глубок
Спасибо, что поделились.